4.3. Социально-психологические феномены 

Начало 90-х гг. ХХ в. было ознаменовано, как известно, попытками привить на российской почве западные демократические институты, и в связи с этим предполагалось изменить и роль государства по отношению к своим гражданам, и способы формирования властной элиты. Трансформации подверглись и традиционные общественные институты, такие как средства массовой информации, были предприняты попытки воссоздать по западным образцам новые, не существовавшие в России ранее или хорошо забытые формы – многообразие политических партий и движений и т. д.
Что из этого получилось – предмет долгого и обстоятельного анализа. Однако уже сейчас можно сделать вывод о главной особенности этих процессов – основанные на традиционном для индивидуализированного общества различении внутренней жизни и социальной роли, эти институты и механизмы  были неузнаваемо преобразованы на российской почве.
Одним из первых значимых проявлений этого процесса стал так называемый «феномен Ельцина», который можно считать первой масштабной попыткой применения западной избирательной технологии на российской почве. Нужно заметить, что избирательные технологии на Западе – лишь небольшая часть общей демократической системы, неотделимая от функционирования демократических институтов. В сущности, их значение сводится к тому, чтобы обеспечить преемственность социальных ролей человека, который желает повысить (или подтвердить) свой социальный статус. Например, имеется социальная роль общественного или политического деятеля локального масштаба. Исполняющий ее человек хотел бы повысить свой социальный статус до роли национального государственного деятеля. Есть технология, в ходе которой избиратели имеют возможность оценить преемственность этих двух ролей, исполненных одним человеком, результат этой оценки выявляется в ходе голосования.
Такова сухая и весьма упрощенная схема, но заметим главное – человек в ходе этой оценки рассматривается не столько как личность, сколько как функция; т. е. его личностные качества имеют значение лишь в той степени, в какой они соответствуют или не соответствуют социальной роли и тем задачам, которые ему предполагается выполнять.
«Феноменом Ельцина» чаще всего называют последователь-ность социально-психологических явлений, возникших впервые в 1989–1991 гг., когда в ходе целенаправленной популяризации этого общественного деятеля (здесь действует механизм, идентичный тому, что и в избирательных технологиях)  каждая акция, направленная на опорочивание его социальной роли, вызывала в массовом сознании обратный эффект: популярность только возрастала.
Началом проявления этого феномена стало памятное многим выступление Б. Ельцина против М. Горбачева, за которым последовало его снятие с поста первого секретаря МГК КПСС, исключение из Политбюро, предание политическому остракизму. По нормам и правилам, существовавшим на тот момент, это был поступок политического самоубийства, поскольку Ельцин не только отстранялся от реального влияния на принятие любых властных решений, но и лишался поддержки СМИ, т. е. не имел возможности всенародно объяснить свою позицию. С точки зрения западного человека – поступок, не укладывающийся в рамки социальной роли общественного деятеля, продиктованный чисто личностными качествами будущего российского президента.
Но россияне в поступках любой общественно значимой фигуры стремятся рассмотреть не функцию, не социальную роль, а именно личность. Именно по этой причине нелогичный с точки зрения интересов политика поступок Ельцина стал началом взлета его необыкновенной популярности.
Последующие акции, в силу разных причин получившие огласку, и как следствие – живой отклик в массовом политическом сознании, – выдержаны в таком же ключе. Следует упомянуть об известной публикации в итальянской газете «Реппублика», воспроизведенной многими нашими СМИ и рассказывающей о поездке Ельцина в США, в ходе которой он сам и сопровождающие его лица неумеренно употребляли алкоголь, так что и на официальных встречах будущий президент выглядел нетрезво. После этого было знаменитое нападение на него и падение с моста в тот момент, как об этом намекалось в прессе, когда он спешил на свидание с женщиной; одним словом, после ряда таких акций в общественном мнении утверждался имидж не только человека решительного, гонимого официальной властью, но еще и бабника, и выпивохи. С точки зрения западного избирателя, такой человек совершенно непригоден к государственной деятельности; однако российский избиратель отреагировал неадекватно, обеспечив Ельцину оглушительный успех на выборах Съезда народных депутатов.
Своего апофеоза «феномен Ельцина» достиг в первой половине 1996 г. Имея колоссально низкий рейтинг в январе (5–6% по всем социологическим опросам), Б. Ельцин сумел победить в президентской гонке благодаря рассчитанному с ювелирной точностью призыву, пронизывающему всю его агитационно-пропа-гандистскую кампанию и выражающемуся в слогане «Голосуйте сердцем!»
Фигура Б. Ельцина воспринималась на эмоциональном, а не рациональном уровне. Чем же она подкупала массового избирателя? В чем была привлекательность харизмы кандидата? Прежде всего, в том, что он воспринимался как «наш мужик», плоть от плоти нашего бывшего советского образа жизни, и даже его недостатки были нашими, самыми распространенными национальными болячками. Российский человек не дурак выпить, в том числе на работе – так велик ли грех, если президент по такому поводу проспит в самолете дипломатический визит? Российский национальный характер склонен снисходительно относиться к безобразиям, совершаемым подвыпившим человеком, – ну и что с того, что президент в таком состоянии подирижировал германским оркестром во время другого дипломатического визита?
В целом, анализируя процессы первой демократической волны 1985–1993 гг., можно выделить не только «феномен Ельцина», но и с равным правом говорить о «феномене Жириновского», который особенно ярко проявился в ходе выборов в Госдуму в 1994 г. Одной из характерных особенностей того времени является доминирование на политической сцене деятелей, имеющих весьма неопределенные представления о конкретных путях реформ, но располагающих имиджем, в которых качества социальной функции уступали чисто личностным. По-иному говоря, за И. Хакамаду голосовали не потому, что она была представителем «среднего класса» (как такового, его еще не было), а потому, что она казалась прелестью, умницей и т. д. Это обстоятельство предопределило харизматический характер всей нашей якобы многопартийной системы, поскольку оно вытекает из разного понимания демократического представительства в России и на Западе.
Общество, глубоко индивидуализированное, все свои демократические институты выстраивает таким образом, чтобы конечным результатом деятельности стала защита интересов личности. Это, в сущности, многочисленные инструменты, с помощью которых индивид выражает свой интерес, гармонизирует его с интересами других индивидов, охраняет и отстаивает в этом взаимодействии. Вся система в этом случае представляет собой некое многоэтажное здание, в качестве этажей которого выступают классовые или корпоративные интересы, в качестве несущих конструкций – общественные объединения, политические партии, наконец, государственные органы, – но все здание держится на фундаменте, в основании которого лежит масса крепких булыжников – интересов индивидов. Естественно, что такая конструкция может быть только жестко рациональной и прагматичной, и она невозможна, если в ней индивид не желает или не умеет отстаивать свою индивидуальность.
И вот по западным технологиям и чертежам нечто подобное принялись отстраивать на российской почве. Но в обществе, где традиционно превалирует дух общинности, функцию выражения и отстаивания своего интереса личность переадресует общине, т. е. у россиян нет понятия о социальной роли, как это принято в западной традиции, у нас эту функцию выполняет община. Как следствие, наши выборы, на каком уровне и по какому поводу они ни происходят, неизбежно напоминают мирской сход в сельской общине, где избирают старосту. Поскольку каждый член общины своего социального интереса не знает, то выбор неизбежно происходит по личностным качествам: чтобы человек был  боевой, искренний, честный, открытый, а самое главное – плоть от плоти «нашенский», «свой парень».
В этом коренное отличие взаимоотношений между избирателями и кандидатами во власть у нас и на Западе: западный избиратель своему кандидату поручает  сделать все строго по пунктам, то-то и то-то; российский избиратель доверяет своему кандидату быть властью, потому что человек он хороший, целиком наш и нас не забудет. А раз речь идет о доверии, вере в человека, то главными оказываются как раз иррациональные доводы – вот главная особенность социальной психологии нашего электората.